|
ПРАКТИКА
Practice
Чибисов В.В.
Толкование, амплификация и проработка
одного навязчивого жуткого образа
Аннотация. Рассматривается случай из психоаналитической практики. В процессе анализа обнаружено, что практически каждый раз свободное ассоциирование приводит клиента к псевдогаллюцинаторному образу (комплексу визуализируемых представлений), подходящему под определения жуткого (Unheimlich). Применена техника, отдаленно напоминающая юнгианскую амплификацию: клиенту было предложено истолковать свой образ как сновидение, после изучения клиентом ряда произведений хоррор-культуры проведено повторное толкование. В результате образ превратился в своеобразный аналитический ресурс. Дальнейшие витки толкования соединились в анализе с проработкой вновь осознанных конфликтов и представлений.
Ключевые слова: амплификация, проработка, жуткое, псевдогаллюцинации, ресурс, навязчивые представления, контекст культуры.
Chibissoff B.
Interpretation, amplification and working-trough of an obsessive creepy eidolon
Abstract. A single case form psychoanalytical practice is considered. During the analysis the stable obsessive pseudohallucinational eidolon was discovered. The eidolon emerges in every associative chain and represents the category of creepy (Unheimlich). We used the technique close to jungian amplification. Analysant was asked for interpretating the eidolon as if it was a dream. Then, after analysants looking through corresponding masterpieces of horror-art, the second interpretating was caught. As a result, the eidolon was turned into some kind of analytical resource. All next iterations of interpretation were coupled with working-through of reminiscenced inner conflicts and complexes.
Keywords: amplification, working-through, creepy (Unheimlich), pseudohallucinations, resource, obsessive representations, art-context.
Введение
По ту сторону принципа удовольствия действует принцип навязчивого повторения. Фрейд предположил, что многократное воспроизведение травматической ситуации [Фрейд, 2006] ведет к овладению пережитым опытом. Похожая идея используется в теории объектных отношений [Балинт, 2002], согласно которой сама атмосфера сеттинга способствует терапевтической регрессии и успешному пересмотру, переформатированию травматического опыта. С другой стороны, простое воспроизведение (отыгрывание) психотравмирующей ситуации является аналитически неэффективным или, проще говоря, неаналитичным [Фрейд, 2008; Гринсон, 2010].
Мы хотели бы представить на рассмотрение пример практического использования сложной и противоречивой модели влечения к смерти. Непосредственное изучение мортидных моментов (хотя у Фрейда нигде не встречается термин «мортидо») крайне затруднительно. Один из методов, «обходных путей», предложен Сабиной Шпильрейн [Шпильрейн, 2008]: анализировать ощущения Я после мнимого растворения в архетипическом аналоге (экстраполяции) Оно и последующего возрождения. Здесь отношения с деструкцией строятся с помощью переживания фантазматических и архетипических образов. Подобный подход тесно переплетается с юнгианской концепцией архетипов и методом мифологической амплификации [Юнг, 1991].
Недостатком юнгианских методик (помимо теоретического расхождения с психоанализом) является, на наш взгляд, некоторая контекстуальная неуместность для большинства клиентов. Воспитанные в иной культурной среде, в принципиально ином дискурсе, современные субъекты выбирают для себя собственные, крайне специфические, области современной мифологии. Однако особенной притягательностью по-прежнему остается (для многих) область жуткого. Эстетика зловещего представляет собой важное направление психоаналитической мысли, явно указанное Фрейдом [Freud, 1966]. Неминуемое, навязчивое возвращение – одно из фундаментальных свойств жуткого. В данной статье представлен случай из практики, иллюстрирующий ценность, многогранность и сложность жуткого образа, который являлся для анализанта одновременно и объектом страха, и псевдогаллюцинацией, и заместителем сновидений в периоды бессонницы, и своего рода «аттрактором» для свободных ассоциаций.
Этот случай из практики не послужил бы основой для заметки, если бы не подозрительно высокая частота подобных явлений. Сразу допустим «худшее» объяснение. Описанный феномен связан с исходным (предварительным) переносом: большинство клиентов находят автора статьи благодаря его творческой деятельности, основным мотивом которой как раз является эстетика жуткого. Это можно рассматривать и как «погрешность опыта», и как важный фактор, приводящий к спонтанному формированию «экспериментальной группы». Соответственно, контрольную группу составляют клиенты, не знакомые с творческими текстами аналитика. Однако вопросами статистики мы еще не занимались. Если следовать аналитической логике Ш. Ференци, в психоанализе важнее детальное изучение единичного случая, нежели поиск статических закономерностей [Ференци, 2013].
Итак, покончив с вводными вопросами, поставим задачу. Имеется следующий феномен. Клиенты в ходе сессии раз за разом возвращались к теме детских страхов. Это навязчивое желание часто осознавалось клиентом, мешало ему продолжать ассоциирование, как бы врывалось в ткань дискурса. За одну сессию таких эпизодов могло быть порядка десяти. Отдельные клиенты, в конечном итоге, не могли говорить и думать ни о чем другом, кроме как о своих детских страхах.
Задача: на примере наиболее яркого случая проанализировать роль жуткого образа (аттрактора) в динамике анализа; соотнести понятие проработки и процесс работы с жутким образом.
Случай из практики
Здесь уместно использовать протокольный формат.
Кл. – клиент, А. – аналитик. В скобках – заметки автора от первого лица, сделанные после сессий.
Клиент – мужчина тридцати лет; творческой профессии; состоит в гражданском гомосексуальном союзе, в котором играет (по его словам) пассивную роль – в дальнейшем эта деталь окажется важной.
Первичные жалобы: бессонница, депрессия, творческий кризис.
Сеттинг стандартный: сессия длится 40 минут, 4 сессии в неделю, клиент почти всегда находится на кушетке, пересаживается на кресло, когда не может справиться с тревогой. Во время сеансов записи не ведутся, сессии не нумеруются, цитирование по памяти, после каждой сессии автор записывал особенно важные отрывки речи.
Начало анализа
Первые десять сессий клиент в подробностях рассказывал о своих отношениях с партнером, практически не требуя ответной реакции. Следующие пять-семь сессий клиент стал ярко (негативно) реагировать на молчание аналитика. Реакции носили импульсивный характер, после них продолжался монолог клиента.
Постепенно клиент стал больше внимания уделять своим актуальным ощущениям, пытался вербализовать текущее эмоциональное состояние. В течение двух сессий ассоциации были «выдавлены» из дискурса подобными интроспективными монологами. Аналитик счел нужным в конце одной из сессий отметить известную пользу от вербализации эмоций и упомянул термин «алекситимия». На следующей сессии клиент сообщил, что ремарка аналитика оказала сильное воздействие, однако какое именно, клиент не в состоянии описать или «уловить» (его выражение). Большая часть этой сессии прошла в молчании. Клиент пытался строить цепочки ассоциаций, но они носили искусственный и обрывочный характер. Аналитик высказал предположение, что ассоциации могут быть особой формой защиты. Клиент ответил искаженной цитатой из Писания: «Я в это верю, ибо знаю, чего боюсь». Остаток сессии прошел в молчании.
Формирование жуткого образа, или аттрактора
Кл. (с порога) Поздравляю Вас с юбилейной, 25-й сессией. N (партнер клиента) мне сказал, что программа в мою голову установлена на 25 процентов. А я ему ответил, что это удаление, а не установка.
А. И что же мы удаляем?
Кл. Я знаю. И знаю, что Вы знаете.
А. Вы мне сами сказали в прошлый раз, что знаете.
Кл. Вам интересно?
А. Конечно.
Кл. Я удаляю жуткий аттрактор. Я именно поэтому к Вам и пришел, что у Вас в книге так написано. Вы ведь создали Бэзила, научили его строить эти аттракторы. Теперь научите меня.
(В произведении «Сто лет без права пересылки» один из моих героев использует математические методы для анализа оккультных текстов и получает сложный рисунок, называемый хаотическим аттрактором. Это не более чем ирония, художественная деталь. Однако почему-то многие читатели обращают на нее особое внимание).
А. Как выглядит Ваш аттрактор?
Кл. Пока никак. Но я его чувствую с самых первых сессий. Я стараюсь говорить свободно, я стараюсь. Стараюсь. Но раз за разом меня притягивает к страшной точке, к омуту. Аттрактор ведь притягивает?
А. Да. Это математическая область притяжения.
Кл. У меня не область, у меня образ. И я его боюсь. С 16-ти лет боюсь. И я о нем все чаще вспоминаю.
А. Во время сеансов?
Кл. Теперь все время, не только здесь. Я уже неделю не занимаюсь любовью с N. Он, кстати, стал намекать на прекращение терапии. Я его знаю, скоро начнет требовать. Но на этот раз я не уступлю.
(На первых сессиях клиент не раз говорил о сильном влиянии N на него и на манеру N постепенно наращивать давление в любых спорных ситуациях).
А. Что на этот раз изменилось?
Кл. Все! Теперь я могу говорить о своих страхах и своем гневе.
А. Но на прошлых сеансах, когда Вы описывали свое состояние, не было и слова про страх или гнев.
Кл. Но и Вы раньше молчали!
А. Я вызываю у Вас гнев?
Кл. (думает) Да. Но он направлен не только на Вас, а на всех подряд. И теперь я не боюсь своего гнева.
А. Не боитесь?
Кл. (минутная пауза, пересаживается с кушетки на соседнее кресло) Уже нет.
А. А боялись?
Кл. Я боялся, что в Ваших очках отразится она
(большинство сеансов я провожу в черных зеркальных очках).
А. Расскажете подробнее?
Кл. Это вопрос?
А. Скорее просьба.
Кл. Спасибо. Если бы Вы и дальше молчали, я бы не решился. А то слишком жутко.
Описание аттрактора
Кл. Она, оно… приходит, когда я устал. Или выпил лишнего. Или с N поссорился. Даже не приходит. Нет. Оно просто сидит под столом, прижав костлявые колени к груди. Иногда с веревкой на шее, иногда без. Кожа асфальтовая, с пятнистыми кровоподтеками и багровыми синяками. Ступни слегка вывернуты наружу. Издаёт звуки, отдаленно напоминающие плач ребенка и завывания, отдельные слоги. Протягивает руки, но не ко мне, а пытаясь встать. Меня оно не замечает, но очень хочет найти. Двигается очень быстро. Ходит шаткой походкой, высоко поднимая ноги, наступает на наружную сторону стопы. Правая рука безвольно повисла, левая производит червеобразные движения пальцами. В руке держит глазные яблоки. Лицо закрыто длинными черными волосами. Хочет мне что-то сказать, это похоже на: «Я покажу тебе, как тебя повесили». Сильный страх, что она отбросит волосы, и я увижу свое лицо.
Толкование
Это был не первый подобный случай в практике, поэтому аналитик был готов к столь красочному и гротескному описанию образа. Клиент, будучи человеком творческой профессии, подошел к описанию обстоятельно. Выше приведена лишь сокращенная версия.
Аналитик предложил клиенту к следующему сеансу ознакомиться с теорией Фрейда о толковании сновидений и попытаться интерпретировать аттрактор так, как будто он был сновидением. Всю следующую сессию клиент делился своими рассуждениями.
Кл. Петля на шее, звуки, слова. Оно хочет, чтобы меня повесили. Хочет, чтобы я мог видеть это каким-то образом. Мне давно хочется попробовать эротическое удушение, но, думаю, это лишь следствие. Вспоминаю более раннее желание, как раз в 16-летнем возрасте. Заняться сексом с девушкой в парке, у всех на виду.
(При этом клиент много лет является открытым и «убежденным» пассивным гомосексуалистом).
Кл. Зажатые в руке глаза. Запрет смотреть. В детстве я обожал подглядывать за своей старшей сестрой. Я ее хотел. И сейчас хочу. Понимаю, что нельзя. Хотя для богемы не должно быть запретов. Но не могу.
(Вспоминаются работы Ференци, где указана навязчивая природа активной гомосексуальности – снова несовпадение с фактическим выбором объекта).
Кл. Она уродлива. И я боюсь, что у нее будет мое лицо. Но я боюсь не уродства. Я боюсь быть женщиной, потому что все женщины уродливы. У них… Нет, это будет уже не моя мысль.
А. Какая именно?
Кл. Что женщины уродливы, потому что у них нет фаллоса. Но это не я так думаю, а Фрейд. Вы сказали прочитать его работы.
А. Только основную информацию о толковании сновидений.
Кл. А я скачал несколько книжек и вчера всю ночь читал! Теперь не могу отделить его мысли от своих! Все путается.
А. Вы же на прошлых сессиях учились находить слова для своих эмоций. Слова чужие, но эмоции Ваши.
Кл. Хотите сказать, Фрейд помог мне подобрать нужные слова?
(Столь очевидный проективный вопрос был своего рода приятным сюрпризом).
А. молчит.
Кл. Ах да. Волосы. Я про них забыл. У Фрейда сказано, что многие детали – это просто так, дневные останки.
А. Остатки, с Вашего позволения.
Кл. А у меня останки. Эта шлюха же мертва как… как моя мать. Опять боюсь, что это от Фрейда, а не от меня будет. Но в голову приходит образ мертвой матери. Не моей, а просто чьей-то матери, которую сбросили в Колодец. Большой Колодец с большой буквы К.
Здесь можно было приступать к вспомогательной амплификации. Аналитик предложил клиенту к следующему сеансу найти материалы по следующим ключевым словам: мойры, «звонок», «сайлент-хилл», «проклятие», «не вижу зла».
Результат амплификации
На следующей сессии клиент сообщил, что в детстве увлекался греческой мифологией, и его всегда поражало, что мойры представлены сразу в нескольких интерпретациях, в зависимости от источника. Он подробно пересказал все известные ему мифы об этих существах, вплоть до использования имен мойр Стивеном Кингом в романе «Бессонница».
Аналитик указал клиенту на то, что есть еще одна, не вполне верная и обоснованная интерпретация мойр в современной культуре. А именно, в мультипликационном фильме «Геркулес» (1997), где мойры были представлены в виде трех уродливых антропоморфных существ женского пола, у которых был один общий глаз на троих. Глаз периодически становился основным объектом для шуточных сцен с этими персонажами.
Клиент также сообщил, что успел посмотреть к сеансу фильм «Не вижу зла», который не вызвал у него особо отклика. Фильмы «Звонок» и «Проклятие» показались клиенту затянутыми и скучными.
А. Как указывал один теоретик анализа (Гринсон): «Скука может быть защитой от фантазий».
Кл. (оживленно) От агрессивных!
А. Почему?
Кл. А зачем от других защищаться? Берешь и воплощаешь в продукт и суешь заказчику.
А. Что суешь заказчику?
Кл. Продукт. А не то, что Вы подумали. И я подумал. Неплохо было бы, кстати, сунуть заказчику… Вы как-то странно молчите.
А. Я пытаюсь понять…
Кл. (перебивает) Почему пассив хочет кому-то вставить? Ну, вот не могу с собой ничего поделать. Последнюю неделю хожу заведенный. N от меня стал по квартире прятаться. Не смешно!
А. (старается не улыбаться) Простите, но это просто действительно очень необычно. И в чем-то даже забавно.
Кл. Вы еще об этом книгу напишите!
А. (спонтанно) А Вы разве не за этим пришли? Чтобы стать героем книги?
Кл. (минутное молчание) Да… Или самому стать героем, или Вам подарить эту тетку с глазами. Мне надо посмотреть этот мультик про мойр! А сейчас можно я помолчу?
Остаток сессии прошел в молчании. К следующей сессии клиент нашел и посмотрел «Геркулеса».
Кл. (с порога) Она лишилась глаз! Я посмотрел мультик, как Вы и сказали. Сначала жутко боялся этих старух. Потом привык. Под конец уже смеялся над ними и над их попытками не уронить глаз. Но это еще не все. Я с N поругался. Он сказал, что на такой разврат не подписывался и ушел.
А. На какой разврат?
Кл. На то, что я его буду шарфом душить и пытаться изнасиловать. И не надо снова улыбаться!
А. Я и не улыбаюсь.
Кл. (встает с кушетки и пересаживается в кресло напротив) Простите, просто надо было убедиться. Мне самому это кажется дико забавным. N в итоге сбежал. Я на радостях напился.
(Клиент очень привязан к N, однако фраза «на радостях» здесь была сказана, скорее, в прямом смысле).
Кл. Не буду Вам говорить, что я пил и нюхал. Она опять пришла. Но веревки на шее нет. Глазных шариков в руке – тоже. Я ей и говорю: мать, ты где глаза про***ла? (смеется).
(До этого клиент ни разу не использовал обсценную лексику и в целом вел себя очень спокойно).
А. Что же Вас больше всего здесь радует?
Кл. То, что я больше не боюсь. У нее нет глаз. Значит, она бессильна.
А. А Вы?
Кл. А я больше не хочу быть женщиной в сексе.
А. Но женщины для Вас по-прежнему уродливы?
Кл. Безусловно! Я надеюсь, от этого Вы меня лечить не планировали?
(Я объяснил клиенту позицию психоанализа по этому поводу).
Кл. Это радует. Но депрессия и бессонница никуда не делись.
А. Вы не выглядите депрессивным.
Кл. Это пока. Скука вернется, я знаю.
А. С чем пришли, с тем и уходите?
Кл (смеется) Нет уж! Со мной определенно что-то происходит. И кто сказал, что я ухожу? Я теперь не успокоюсь, пока не пойму, откуда эта волосатая безглазая ***ня в мою жизнь приползла.
Теоретическое замечание
Прежде чем приступить к описанию следующего этапа аналитической работы, считаю нужным высказать свои соображения по поводу промежуточных результатов. Особое удивление здесь вызывает смена модальности в гомосексуальных отношениях. Казалось бы, совершенно разные механизмы: объектная инверсия и инверсия по цели (субъекту). Ференци в работе «Нозология гомосексуальности» противопоставлял эти два случая.
Клиент вполне мог прочитать на моем сайте, что я именно ференцианский аналитик. И кроме работ Фрейда, изучить и работы Ференци, чтобы затем разыграть такую смену роли. В пользу этой гипотезы говорило и все более активное использование клиентом психоаналитической терминологии, частые самостоятельные интерпретации своих образов в аналитическом ключе.
Такую «конспирологическую» версию происходящего не стоило сбрасывать со счетов. Однако имелось и другое объяснение, отчасти подтвердившееся в дальнейшем. А именно, в работе «О нарцизме» Фрейд описывал психозы как попытку Я самоисцелиться, реституировать застой либидо. Вполне возможно, что столь длительный опыт взаимодействия со своей псевдогаллюцинацией (около 15 лет) позволил клиенту на уровне бессознательного «подготовиться» к преодолению нарциссической блокады.
«Чистым» нарциссом клиент, с большой вероятностью, не был. Во-первых, он относительно быстро сформировал перенос. Во-вторых, он не применял тех многочисленных зеркальных и проективных приемов, что характерны для нарциссов. В-третьих, его пассивная гомосексуальность вполне могла иметь «социогенную», «автобиографическую» природу (что следует из рассказов клиента о начале своей карьеры и тяжелой интеграции в профессиональную среду – здесь эти материалы опущены).
Более того, я берусь утверждать, что здесь имело место двойное вытеснение, двойная защита, если угодно. По Ференци, активная гомосексуальность является навязчивостью, реактивным образованием против избыточной (эдипальной) гетересексуальности. Так, Ференци развивает количественный подход Фрейда, выделяя следующую «шкалу», линию мер, где координатой является степень вытеснения. Вытесненный Эдип порождает гомосексуальный выбор объекта. Вытесненная гомосексуальность порождает бред ревности или другой системный бред. Вытесненный бред, лишаясь своего предметного содержания, вырождается в тревогу, смутное ощущение преследования. И так далее.
Вполне возможно, что вытеснение активного гомосексуального представления пошло по другому пути. Вместо проекции (бреда преследования и пр.) образовался как бы второй уровень навязчивости, дополнительная защита против эдипального влечения. Субъект не просто выбирает объект того же пола, но и меняется с ним местами, чтобы окончательно «сбить с толку» вытесненные представления. В случае «нарушения табу» кастрации (лишения глаз в данном случае) подвергается не он, а его активный партнер или преследующее существо.
Нарциссический механизм пассивной гомосексуальности находится как бы в стороне от этой линии, имеет сложную и туманную доэдипальную структуру. В этом смысле попытка найти «другого себя», чтобы любить его так, «как любит мать», есть влечение к смерти, влечение к первоначальному «океаническому» состоянию. Ференци полагал, что это влечение вернуться обратно в утробу, лишиться самости в обмен на безопасность. Потом эта идея встречалась в явном, хотя и более упрощенном виде, у Э. Фромма.
Выбор одного из двух механизмов был бы фатальной ошибкой. Хорошо, что в психоанализе действует принцип полидетерминизма, который позволяет нам предположить диалектическое единство и борьбу двух противоположностей. Внутренний конфликт клиента проявляется как минимум в трех таких парах. Первая: развитие и обострение эдипального конфликта против нарциссизма и вытеснения любых конфликтующих структур. Вторая: инцестуозные влечения (к сестре – высказанные в явной форме) против навязчивой (активной) гомосекусальности. Третья: активная гомосекусальность против своей же инверсии по модальности.
Эти теоретические выкладки позволили мне понять, что работа только началась, так как ни по одному из этих пунктов не было какой-либо определенности. С другой стороны, клиент нашел для себя дополнительный терапевтический ресурс. Теперь не только сеттинг и перенос на аналитика (фантазия о том, что клиента сделают героем книги со всеми возможными фантазиями и т.д.), но и новые «свободные» отношения со своим страхом – все это клиент использовал для преодоления собственного сопротивления. Я сомневаюсь, что мы бы продвинулись так далеко, если бы не сильная мотивация клиента. С какого-то момента аттрактор, жуткий образ стал предметом буквально спортивного интереса. Кстати, это упорство разгадать, то есть овладеть и разрушить, стало дополнительным знаком того, что Эдип начинает побеждать Нарцисса.
Проработка
Сразу уточним, какой смысл мы вкладываем в этот термин помимо данного Фрейдом [Фрейд, 2008]. Отношение клиента с его аттрактором меняется: от искаженного работой вытеснения образа остается некоторое количество хорошо различимых «сюжетов». Многое из того, что клиент рассказывает дальше, он осознавал и до терапии. Однако, как известно, осознать – не значит совладать. В процессе анализа клиент смотрит на свои объектные отношения сквозь призму амплифицированного образа, каждый сюжет из жизни обретает дополнительную коннотацию. Я могу лишь предполагать, что здесь является ресурсом. Возможно, клиент осознавал отдельные проблемы и жизненные сюжеты, однако осознание это носило расщепленный характер. События и другие люди в первых рассказах клиента делились на две группы: плохие и хорошие (в терминологии клиента: подавляющие и вдохновляющие). Толкование аттрактора позволило психике клиента (это гипотеза) восстановить разрушенные связи между частичными объектами или заменить эти связи на искусственные. Сама структура жуткого образа послужила мощным ресурсом в этом плане, так как была изначально построена с помощью механизма сгущений.
Итак, под проработкой здесь понимается диалектический процесс. Более глубокое, детальное толкование жуткого образа (аттрактора) с помощью личных переживаний и жизненного опыта. И противоположный момент. Восстановление целостности ценных объектов и более глубокое осознание важных событий с помощью работы с образом.
Примечание. Работа с «образом», разумеется, не предполагает никаких проективных техник вроде арт-терапии. Все происходит в рамках сеттинга, на словесном уровне. Терапевтической ошибкой было бы предлагать клиенту нарисовать или каким-то иным способом изобразить аттрактор. Свободные ассоциации, экспрессивное словесное описание образа и вербализация актуальных переживаний.
Изложение дальнейшего хода терапии выходит за рамки данной заметки. Впрочем, для полноты картины, мы приведем сокращенный протокол одной сессии, иллюстрирующий дальнейшую проработку.
Кл. У меня по-прежнему бессонницы, но теперь ночное время я провожу с пользой. Представляю себе это страшилище и наблюдаю.
А. Вы прикладываете усилия, чтобы вызвать образ?
Кл. Нет. Она почти всегда перед глазами. Особенно в последние дни. Стала меняться, кстати. У нее исчезли грязные обломанные ногти.
А. Вы ни разу не упоминали про эту деталь.
Кл. Не замечал просто. Она в целом мерзкая. Кожа на руках облезлая. И тут вдруг ногти чистые, аккуратные. Маникюр, что ли, сделала.
А. Вас это встревожило?
Кл. Немного. Я не ожидал просто. Да и вспомнился эпизод. Как отец на меня орал, когда узнал о выборе профессии и… ну, партнера. Обзывал (замялся) грязью из-под ногтей.
А. Грязью?
Кл. Ну, не так, конечно. Это я смягчил. Он орал (неразборчиво)
А. Что-что?
Кл. (громче) ***та из-под ногтей.
А. Повторите.
Кл. (еще громче) ***та из-под ногтей.
А. И еще раз.
Кл. (переходит на крик) ***та! Из-под ногтей!! (переводит дыхание, пересаживается с кушетки на кресло). Я могу еще раз крикнуть, чтобы весь центр услышал.
А. Хотите?
Кл. (минуту думает). Уже нет. Мне хватило. Даже понравилось. Как будто это не он на меня наорал, а я на него. Так о чем я…
А. (шепотом) Ногти.
Кл. Да. Эта шкура же воплощает все, чего я боюсь, правильно?
А. Это Вас надо спросить.
Кл. Ну, я себя и спросил. Правильно. И теперь у нее эти ногти появились. А отец всегда был таким чистюлей. И еще всем замечания делал. То у нас ногти грязные, то ходим мы неправильно...
А. Мы?
Кл. Мы с сестрой.
А. Походка существа…
Кл. Да-да. Сестра, когда заметила, что я на нее с интересом смотрю, стала специально задом вилять при ходьбе. И еще смотрела так… презрительно. Я боялся этого взгляда.
А. Сколько лет Вам тогда было?
Кл. Десять. Сестре четырнадцать. Бедра у нее, конечно... (тишина)
А. Так кто же это существо? Ногти отца, походка сестры, петля на шее…
Кл. Петлю уже сняли. Все. Это был шарф N, которым я хотел и боялся его придушить. После того, как попробовал, долго хохотал. Во-первых, N теперь меня боится, а не я его. Видели бы Вы его лицо! Во-вторых, это же такая глупая затея – придушивать во время любви.
(Далее следует длительное рассуждение на тему того, что уместно и неуместно во время прелюдий и коитуса. Клиент не без усилий, но детально и уверенно рассказывает о своих ощущениях и чувствах. Раньше его описания половой жизни касались технических вопросов).
Постепенно свободная речь клиента снова возвращается к теме жуткого образа.
А. Так кто же там изображен?
Кл. Да все! Весь этот гадюшник. И сестра (набор нецензурных выражений, ранее никогда не употребляемых клиентом в такой концентрации и с такими эмоциями), и другие родственники, и N.
А. Вы?
Кл. А я лежу на диване, смотрю на эту кикимору и понимаю: я сам себя в это ***мо втянул, мне это ***мо и разгребать.
А. То есть теперь не боитесь, что оно откинет волосы, а там Ваше лицо?
Кл. Да хоть налысо побреется. Я это Я. Здесь и сейчас с Вами разговариваю. И подсчитываю новую дыру в бюджете. Я планировал закончить анализ, раз уж бояться перестал. Но нам еще разгребать и разгребать. Готовьте лопату… (делает паузу, смеясь) милорд демонолог.
Последняя фраза клиента, брошенная уже у выхода, прояснила причины именно такой структуры дискурса. Имеет смысл остановиться на этом моменте подробнее.
Перенос и контрперенос
Перенос. Триада с переходным объектом
До сих пор было совершенно непонятно, почему клиент сформировал устойчивый перенос, несмотря на явную нарциссическую доминанту. Более того, ряд ошибочных интерпретаций не был воспринят клиентом как атака или как повод для получения и отыгрывания нарциссической травмы с последующим обесцениванием аналитика.
Однако «милорд демонолог», один из героев книги, сам является в какой-то степени нарциссом (например, по сюжету он активно общается со своим отражением). Здесь уместно вспомнить, что клиент упомянул о страхе увидеть жуткий образ в очках аналитика, то есть в своем собственном отражении. После того, как отражение оказалось «безопасным», осуществить прямую зеркальную идентификацию с аналитиком клиент уже не мог. Попробуем обосновать этот тезис.
Для зеркальной идентификации необходим объект, условно пригодный для нарциссической игры. Игра заключается в постоянном хаотическом комбинировании расщепления, проективной идентификации, идеализации, обесценивания. Зеркальные очки, однако, лишили эту игру первого компонента. Очки и аналитик составляли единый объект. Когда же в очках было распознано «достаточно хорошее» отражение, произошло расщепление. Зеркальная поверхность с отражением – один объект, аналитик – другой объект. Существенно здесь то, что интроектное расщепление сильно связано с реальным пространственным разделением объектов, опирается на реальность. Это очевидный шаг в сторону от нарциссического всемогущества. Следующий шаг связан с идеализацией, аналогично привязанной к реальности.
Идеализация аналитика здесь заключается, на наш взгляд, в сложном взаимном отождествлении трех фигур (как минимум). Идеализированный перенос (зародившийся еще до начала анализа) осуществляется в два шага. Сначала клиент отождествляет (или сравнивает) себя с фигурой «демонолога» из художественного произведения. Аналогичная процедура, вероятно, осуществляется и с образом автора (еще не аналитика!).
Уже в процессе анализа формируется классическая зеркальная структура, но внутри нее изначально заложена фигура другого, тот самый литературный герой. В терминах Балинта, появляются три объекта, а вместе с ними – возможность пользоваться языком, понятным для всех участников дискурса. В нашем случае этот язык базируется на насыщенных диалогах героев книги.
Когда же совершается проективное отождествление аналитика с литературным героем, триада замыкается. Клиент, так или иначе, оказывается в ситуации эдипового конфликта. Конкуренция между ним и фигурой аналитика возникает не за овладение третьим объектом, а за право ультимативной идентификации с ним. Но так как объект изначально является лишь художественным воплощением интроектов автора, то есть, приближен к интроектному регистру, клиент изначально тяготеет к гармоничной замене идентификации на интроекцию.
Вероятно, это промежуточный объект сглаживает негативный эффект от проективной идентификации и искусственно добавляет в структуру зеркального переноса фигуру «другого». Возможно, случайно удалось создать дополнительный терапевтический ресурс для нарцистической или псевдонарциссической личности. Эта теоретическая конструкция очень спорная, но на практике она ясно выражается в смягченном обесценивании клиентом аналитика и в том, что нарциссические личности остаются в анализе долгое время и даже формируют некое подобие переноса.
Что же касается высокой аттрактивности жуткого образа, то это может быть связано с интроектной тревогой. В самом деле, клиент попадает в искусственную эдипальную ситуацию, которая непривычна для него по многим причинам (что согласуется с принципом полидетерминизма Фрейда).
Основные причины – это: 1) фундаментальная непривычность «дискурса трех» для нарциссической личности с базисным дефектом, желающей сбежать в «дискурс двух»; 2) цель типа «овладение» вытеснена по отношению к кластеру ценных объектов (сестра, партнер…), цель «отождествление», будучи дериватом «овладения», входит в жесткий конфликт со Сверх-Я. И так далее.
Подобный характер переноса складывается из двух компонент: нарциссической и анальной. Последняя является лишь одной из возможных защит от нарастающей тревоги. Другой вопрос, что на шкале регрессии анальные защиты стоят «позднее» нарцистических. Значит, данный перенос нельзя увязать с одной лишь регрессией.
Можно было бы сослаться на работы Балинта, однако в его теории сначала происходит регрессия, потом в процессе обретения ресурса субъект «развивается» до возможности переноса и лишь потом становится возможен классический анализ. Мы получаем будто бы зеркальную, обращенную во времени картину. Погружение в эту тематику затрагивает актуальный для современного психоанализа вопрос: темпоральность бессознательного. Иными словами, целый ряд вопросов необходимо выделить в отдельное исследование, скорее теоретическое, чем практическое (что явно выходит за рамки обычной клинической заметки).
Контрперенос. Двойная конкуренция
Кратко рассмотрим особенности контрпереноса. Супервизии помогли вербализовать его основные пункты.
Во-первых, это встречное соперничество за право идентификации с героем (героями) своего произведения. Во-вторых, то же соперничество, но в более широком смысле, отнесенное ко всему творческому пространству, конкуренция за место в культуре. В-третьих, частое упоминание шарфа напомнило о сотруднике МФТИ (вуз, где автор получал первое образование). Впоследствии аналитик предсознательно ощущал сходство между клиентом и сотрудником МФТИ: в манере разговаривать, в характерных жестах.
Последним пунктом обуславливается крайне низкая степень враждебности к клиенту. Общение и сотрудничество с тем ученым из МФТИ были крайне плодотворны и по-человечески душевны. Кроме того, обучение в первом вузе само по себе – приятное воспоминание. Разработке этого пункта было посвящено не более двух часов супервизии, тогда как с «творческой конкуренцией» пришлось разбираться дольше.
Первые два пункта ярко иллюстрируют особый вид конкуренции, состоящий как из эдипальных, так и из нарциссических мотивов. В ходе супервизии аналитик осознал, что бессознательно поддерживал атмосферу конкуренции, что выражалось в интонациях и общей манере держаться. Хотя это и пошло на пользу (см. выше о переносе), все же задержка в осознании подобных процессов может стоить всех предыдущих успехов в терапии. Поэтому супервизии при работе с нарциссическими клиентами необходимы (известная истина, о которой надо помнить всем).
Заключение
Было представлено описание случая из практики, в котором ярко проявился принцип навязчивого повторения и то, что в современном дискурсе называется возвращением жуткого. Посредством анализа клиенту удалось вербализовать, описать и истолковать жуткий образ, сформированный психикой в период пубертата и навязчиво преследующий клиента всю жизнь.
После первичного толкования был применена техника, отдаленно напоминающая юнгианскую амплификацию. Клиенту было предложено вне сеттинга ознакомиться с рядом произведений современной хоррор-культуры. В результате жуткий образ стал дополнительным ресурсом, с помощью которого клиент постепенно прорабатывает, реституирует свои объектные отношения. Параллельно с проработкой меняется жуткий образ и его восприятие клиентом. Изменения, в свою очередь, становятся ресурсом для дальнейшей проработки.
Этот случай не является единичным. Его описание, возможно, станет лишь первым в ряде аналогичных публикаций. Автор в дальнейшем постарается ответить на вопрос: не является ли подобный феномен неким «артефактом», обусловленным чтением его книг (в жанре хоррор) нарциссическими клиентами. Или же дело обстоит обратным образом: в современном обществе существует большая группа субъектов, психика которых реституирует себя с помощью создания и созерцания жутких образов. В последнем случае автору просто повезло, что его психоаналитическая практика совпала с успешным творчеством.
Как бы то ни было, систематизация (и теоретизация) аналогичных случаев является актуальной в свете малой изученности влечения к смерти. Особая, почти сновидческая, структура жуткого образа наводит на мысль, что модель архетипов Юнга была несколько переусложнена, и мы сможем исследовать эстетику страха непосредственно на уровне феноменологии и герменевтики.
ЛИТЕРАТУРА
- Freud S. Das Unheimliche // Gesammelte Werke. Frankfurt a. M., 1966. (Freud S. The Uncanny // The complete set of works)
- Балинт М. Базисный дефект: Терапевтические аспекты регрессии // М.: Когито-Центр, 2002.
- Гринсон Р. Техника и практика психоанализа // М.: Когито-центр, 2010, 480 с.
- Ференци Ш. Алкоголь и неврозы // Собрание научных трудов, т. 2, Ижевск: ERGO, 2013, с. 259 – 265.
- Фрейд З. Воспоминание, повторение и проработка // Техника психоанализа, М.: Академический проект, 2008, с. 145 - 155.
- Фрейд З. Конечный и бесконечный анализ // Учебное издание, т. 11, М.: СТД, 2008, с. 351 - 393.
- Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Учебное издание, т. 3, М.: СТД, 2006, с. 227 - 291.
- Шпильрейн С. Деструкция как причина становления // Психоаналитические труды, Ижевск: ERGO, 2008, с. 109 – 154.
- Юнг К.Г. Архетип и символ // М., 1991., 304 с.
|
