Психоанализ в современном мире и моей жизни1
PSYCHOANALYSIS IN THE MODERN WORLD AND MY LIFE

Савичева Е.П.

Пять искушений психоаналитика

Аннотация. Статья включает исследование профессиональной аналитической позиции, возможных форм сопротивления ей и так называемых «ловушек» или «искушений», с которыми аналитик встречается в своей практике. Автор относит к таким ловушкам-искушениям: 1) стремление поставить диагноз и вылечить пациента вместо готовности сопереживать ему и личностно, эмпатически участвовать в коммуникации с ним; 2) стремление аналитика к всезнанию и всемогуществу, которое проявляется в отказе от супервизий; 3) стремление рассказать пациенту некую истину о нем самом и морализировать его поступки; 4) нежелание аналитика осознавать свои витальные потребности и их влияние на контрперенос; 5) тенденция игнорировать здоровую и взрослую часть личности пациента.

Ключевые слова: аналитическая позиция, сопротивление, отрицание, омнипотенция, нарциссизм, перенос и контрперенос, психоаналитическая этика

Savicheva E.P. 

Five temptations of analyst

Abstract. This article includes a research of professional analytical position, the forms of resistance to it and so-called “traps” or “temptations”, with which the analyst encounters in his practice. The author describes following traps-temptations: 1) the inclination to diagnose and cure the patient, instead readiness to empathize with him and to engage empathically in communication with him; 2) the inclination to omniscience and omnipotence, which manifests itself in the refusal of supervisions; 3) the inclination to tell a patient a certain truth about him and to moralize his actions; 4) analyst’s disinclination to recognize his vital needs and their impact on countertransference; 5) a tendency to ignore the healthy and adult part of patient personality.

Keywords: analytical position, resistance, denial, omnipotence, narcissism, transference and counter-transference, psychoanalytic ethics

«Интерсубъективный психоаналитический подход предполагает, что хорошо работающий аналитик слушает пациента из глубины, если так можно выразиться, собственной личности. Мы располагаем аналитическим сеттингом и, как частью его, внутренней аналитической позицией, позволяющей контейнировать собственные переживания и помогающей осмыслить идеи, чувства, воспоминания, телесные ощущения, которые возникают у нас во время работы. Тем не менее, мы, как аналитики, вполне отдаем себе отчет, что большая часть наших реакций на пациента носит бессознательный характер и будет скорее отреагирована нежели контейнирована и понята. Поэтому мы – сознательно и бессознательно – играем свою роль в создании ситуаций, с которыми сталкиваемся в аналитической ситуации. То, что происходит между нашими пациентами и нами, есть результат встречи и взаимодействия двух личностей, и мы не претендуем на полную объективность восприятия» [5].

Я буду говорить о нашей профессиональной компетенции. Статья посвящена исследованию аналитической позиции и возможных форм сопротивления ей. Идея использования субъективности наблюдателя в функции инструмента познания была сформулирована Фрейдом в его заметках о «бессознательной коммуникации» между пациентом и аналитиком, а, впоследствии, разработана аналитиками, изучавшими феномен контрпереноса. Сегодня понимание принципов психоаналитического познания постоянно расширяется и уточняется, но неоспоримыми, с точки зрения технического инструментария психики аналитика, стали следующие аспекты клинического исследования: свободно парящее внимание, тщательное исследование собственного опыта, размышление об опыте в целом, понимание бессознательного измерения наблюдаемых явлений, формулировка интерпретаций. Опираясь на этот инструментарий, мы можем функционировать именно в аналитической позиции, «как аналитик, который следует своему желанию познать истину и ставим себя не туда, где хотят нас видеть пациенты, а туда где мы как аналитики хотим быть, чтобы побуждать пациента делать психическую работу» [3].  

Важность поддержания аналитической позиции не подвергается сомнению, так как связана с нашей аналитической функцией – инструмент, который у нас покупают пациенты, чтобы решать свои проблемы. И все, что нам мешает или отвлекает от этой позиции, можно назвать сопротивлением. Эта позиция требует эмоциональных и ментальных затрат от психики аналитика и, естественно, не может быть стабильной. Поразмышляем о трудностях сохранения аналитической позиции, т.е. о сценариях, которые отвлекают нас от нее, рассмотрев формы проявления некоторых защитных отреагирований аналитика внутри психоаналитического поля и за его границами.

Некоторое время назад в практике психоаналитического консультирования со мной произошел поучительный случай: на прием пришла молодая женщина, в сопровождении мужа, с жалобами на преследующие мысли о подглядывании и подслушивании. В ее жизни 2 месяца назад произошло несколько очень травматических ситуаций, после которых ей стало казаться, что люди затевают против нее заговор: шепчутся за спиной, подозрительно хихикают или прячут глаза. Она уволилась с работы. Перестала одна выходить на улицу.  Ее история меня взволновала, но при всем моем желании проникнуться содержанием этих бредовых конструкций,  я с трудом выдерживала коммуникативный контакт и стала защищаться от негативных эмоций. Поняла я это, когда на ее комментарий : «Да и сейчас у вас в кабинете есть камера и меня подслушивают за стеной, а я не хочу, чтобы то, что я рассказала, стало известно еще кому-то, кроме вас», я стала громко и красноречиво говорить в защиту своей подвергшейся нападению моральной позиции о принципе конфиденциальности и профессиональной  этике. Этот монолог, однако, не успокоил пациентку. Она испуганно смотрела на меня и приняла мой свод законов, как ничего не значащую фразу. Женщина продолжала жаловаться и настойчиво просить меня дать средство убрать из ее головы мешающие ей представления, делегируя мне функцию мага-гипнотизера. Мне захотелось ее поскорее вылечить. Я собрала анамнез, поняла, что имею дело с психотическим параноидным состоянием и назначила следующую встречу. Как только пациентка ушла, я стала звонить психиатру с вопросом о возможной его консультации для этой пациентки – мне было не по себе, хотелось от нее избавиться и делегировать кому-то ответственность за негарантированную безопасность – у меня вдруг появилась фантазия, что она может с собой что-то сделать. Я поняла, что эмоционально переполнена, и мне не хватает территории для размышлений: «А что это было?». Вечером, когда дома меня спросили: «Как дела?», я незамедлительно ответила: «Был трудный день», и вдруг поняла, что день не был таким, была тяжелая пациентка. И уже в тишине домашней обстановки ко мне пришли мысли о моем сопротивлении аналитической позиции, когда в поле проективных идентификаций пациентки я не смогла признать в себе страх и злость и стала искать третьего, защищаться внешними родительскими фигурами – правилами, психиатром. Я не смогла принять ее боль и страдать, и только теперь ко мне пришло понимание, что для того, чтобы снизить ее тревогу в тот момент, я могла бы сказать: «В ситуации, когда вам все кажется подозрительным, у вас есть полное основание не доверять и мне» и таким образом быть для нее тем преследующим деструктивным объектом и уже работать через эту связь «здесь и теперь». Мне не хватило на сессии способности «мыслить под обстрелом», как выразился Кинодо. Скорее всего, здесь произошло разыгрывание в условиях идеализирующего переноса, и я стала лечить пациентку и не распознала основной инфантильный пассивно-агрессивный перенос.

На этом примере я показала первую ловушку, в которую нас заманивают пациенты. Она распознается по установке, когда вместо использования своей личности и навыка для эмоционального контакта и осуществления интервенции, чтобы способствовать психической работе пациента, мы хотим его вылечить. «Для субъекта важнее, чтобы аналитик не столько поставил диагноз и назвал его страдания, сколько показал, что он готов их пережить и поселиться в них сам, а для этого согласиться, что ненависть так же, как и деструктивность, можно разделить, т.е. чтобы аналитик предварительно мог прийти к признанию своей деструктивности и ненависти, равно как и признать их направленность на пациента, не прервав при этом отношений с ним» [4].

Теперь необходимо подробнее поговорить о концепции разыгрывания и/или отыгрывания внутри. «Отличие психоаналитической точки зрения заключается в учете феномена разыгрывания (или ролевой отзывчивости), за счет которого нейтральная позиция аналитика всякий раз с неизбежностью нарушается и потому нуждается в постоянно возобновляемом восстановлении» [2]. Ни один аналитик не может претендовать на качество совершенного контейнера, неспособного, в силу своего совершенства, к отреагированию; образ подобного «всемогущего аналитика» – вторая ловушка или искушение в нашей работе: когда мы ведем себя, как всезнающие субъекты, и не ощущаем трудности в работе или вне ее – это проявление защит.  «Бывают ситуации, когда пациент может начать представлять некую фигуру из прошлого аналитика, и контрперенос может возникнуть просто вследствие неспособности аналитика должным образом справиться с теми аспектами коммуникаций и поведения пациента, которые каким‑то образом соприкасаются с его собственными внутренними проблемами» [2]. Во внешнем отыгрывании такое всемогущество будет звучать следующим образом: «Мне не нужны супервизии» или «Я проанализирован».

Третий соблазн – вместо совместного создания коммуникативного и внутреннего пространства, в котором рождаются смыслы, рассказывать пациентам истину о них и морализировать мнения и поступки. «Так случается при неспособности остаться в аналитической позиции: когда начинаешь склоняться к моральному суждению относительно того, каким все должно быть на самом деле – например, справедливым и правильным; или при утрате психоаналитической точки зрения, согласно которой следует просто описывать происходящее так, как это является аналитику, не прилагая морального суждения. Это сложно, и мы должны прилагать особые усилия, чтобы преуспеть в этом; следует помнить, что прерогатива пациента – быть таким, каков он есть, и ответственность аналитика – оставаться в рамках описания, не прибегая к моральному суждению. Это помогает мыслить пациенту более контейнированным образом. Но иногда в поле зрения может появиться крайне злокачественный объект, который провоцирует привязки аналитика к морали, и это может быть Супер-Эго аналитика. Аналитику остается мучительно пытаться ухватить природу плохого объекта (иногда здесь появляется мысль, что это сам аналитик или анализ) и иногда в таких ситуациях анализ разрушается. И тогда фактор аналитической позиции – постоянное исследование аналитиком самого себя – является жизненно важной частью аналитического процесса. Нам необходимо постоянно себя вопрошать, чтобы оставаться моральными через стремление понять клиническую ситуацию с психоаналитической точки зрения, а не с моральной» [5].

Четвертое искушение – не замечать своих витальных потребностей.  Глубокое влияние на контрперенос, который может привести к отыгрыванию со стороны аналитика, нередко оказывают события его собственной жизни. Например, болезнь аналитика может привести к отрицанию с его стороны, и в этом случае контрперенос будет носить бессознательный защитный характер. Об этом хорошо сказал Абенд: «…главное значение мощных элементов в контрпереносе, мобилизованных тем, что психоаналитик переживает серьезную болезнь, состоит в том, что они имеют тенденцию оказывать влияние на психоаналитическую технику. Это означает, что под давлением контрпереноса находится само клиническое суждение, базирующееся на оценке специфических потребностей пациентов; в условиях контрпереноса суждение аналитика вероятнее всего не является объективным и надежным. Реакции контрпереноса весьма тонким, а иногда и не столь тонким образом влияют на восприятие психоаналитика, на его понимание проблем пациента, на его способность к инстинктивному контролю и здравости суждений, так что они вполне способны окрасить в определенный тон проблемы и возможности пациента».

«Аналитик, в свою очередь, склонен рассматривать пациента в качестве “самообъекта” и зависит от него в плане оценки своей деятельности. Если пациент не проявляет должной реакции в отношении к психоаналитику, у последнего может возникнуть чувство, что его попытки понять пациента и помочь ему, как самообъекту, потерпели крах. Когут говорил о прорастании у психоаналитика примитивного чувства напыщенности в контрпереносе, как следствии идеализирующего переноса у пациента. Кроме того, аналитики, характеризуемые, как люди с архаическим чувством собственной грандиозности, способны переживать обиду или гнев в результате активизации своих претенциозных устремлений. Точно так же пациент может испытывать чувство негодования по отношению к психоаналитику и отдаляться от него в том случае, если тот не сумеет действовать адекватно в ситуации зеркального переноса» [2].

Пятый соблазн – считать себя невидимым для здоровой части психики пациента: приписывать его критику и наблюдения исключительно трансферу, игнорируя реальность и взрослость. 

Перенос акцента на межличностную перспективу аналитической ситуации, естественно, привел к рассмотрению роли этих факторов у аналитика, их влияния на сопротивление пациента. Анна Фрейд писала: «Относясь с должным пониманием к необходимости использовать и интерпретировать понятие сопротивления с величайшей осторожностью, я все же чувствую, что необходимо где‑то оставить место и для понимания того, что и аналитик, и пациент являются двумя реальными людьми, в равной степени достигшими статуса взрослого человека и состоящими друг с другом в личных отношениях. Я задумываюсь над тем, не является ли это, временами полное, пренебрежение к данной стороне вопроса причиной некоторых враждебных реакций, которые мы получаем от наших пациентов и которые мы склонны приписывать исключительно “чистому переносу”». Анна Фрейд предупреждает, что «технически такие мысли являются провокационными, и к ним следует относиться с осторожностью».

Итак, эти пять искушений (хотя, несомненно, их больше) относятся к нашему нарциссическому пространству: попадая в защитном акте расщепления в лабиринты собственных параноидно-шизоидных позиций через всемогущество, идеализацию, обесценивание и отрицание аналитик в ситуациях негативных переносов или иных сопротивлений пациентов отыгрывает болезненное самолюбие, неуверенность, беспомощность, ненависть, зависть, жадность. Всякое обнаружение проявлений в аналитическом поле защитных отыгрываний аналитика позволяет глубже осознать контрпереносные реакции и понять особенности этических аспектов аналитической позиции.     

Заключение

Наиболее существенной частью психоаналитических исследований в практике является психоаналитическая позиция. С точки зрения теории психоанализа она может быть концептуализирована в терминах «депрессивной позиции» (Кляйн), «триангулярного пространства» (Бриттон) или «рефлексивного пространства» (Хиншелвуд). 

С точки зрения психоаналитической этики она включает в себя поиск истины, внимание к внутренней реальности и сдержанность [1]. Аналитическая позиция напрямую связана с нашей профессиональной компетенцией, с трудом вырабатывается и легко теряется через искушение избежать негативных переживаний и боли. Все трудоемкие этапы психоаналитического образования, тренинга, системы наблюдения за психоаналитической практикой и ее контроля подчинены этой непростой задаче.

Литература

1. Романов И.Ю. Психоанализ, общество и психоаналитики. – Журнал практической психологии и психоанализа, 2006, №2.
2. Сандлер Дж., Дэр К., Холдер А. Пациент и психоаналитик: основы психоаналитического процесса. – М.: Когито-Центр, 2007.
3. Фай М. Путь аналитика. – СПб.: ВЕИП, 2011.
4. Дюпарк Ф. Негатив переноса и перенос негатива. – М.: Модерн 2011.
5. Седлак В. Международный психоаналитический журнал. – М.: Новое литературное обозрение, 2012.